Бурные потоки сознания.
Oct. 15th, 2003 08:52 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
pohuiПод всплески радости понеслось говоно по трубам, прилипая к пальцам, пачкая клавиатуру и застывая на мониторе причудливыми кляксами. Психологи, глядя на них, воют от восторга, сучат ногами и бьются не на жизнь, а на смерть за право изучить столь интересный случай. Хуй им на рыло, занялись бы лучше ковырянием, зондированием и липосакцией мыслей, мыслишек из бошек друг друга. Там такого не меньше, но у меня вкуснее. И красивей. Эстетичнее выглядит. Этим и отличаюсь, не только от них, но и вообще, хоть вертел я на хую заявления о человеческой индивидуальности.
Если долго смотреть на кадку с фикусом начинает казаться, что он живой. И шевелится не от сквозняка, а от скуки. На третий день уже начинаешь с ним разговаритьвать и учить язык жестов. Точнее сначала изобретать язык жестов для фикусов, а потом уже его учить. Через неделю, ты уже оживленно с ним болтаешь на возвышенные темы и просто за жизнь - оказывается у фикусов такой богатый внутренний мир, не каждый человек таким может похвастаться. Потом приезжает карета скорой психиатрической помощи и зеленый театр перемещается в пространстве, в кружок таких же театралов, где кормят галоперидолом и электрошоком.
На выходе мир кажется правильным, скучным и неинтересным. Он как будто прикрыт туманом, прозрачной пленкой, с нарисованнымми серым мелом картинками будней, горластой теткой рекламой и продажной девкой политикой. То, что в тебе, куда красочней, но никто этого не видит, но кричать об этом и расплескивать по стенам непонимания цветастыми граффити нельзя. Иначе придется вернуться в приют для особо крикливых художников и гениальных дебилов.
Превращаешь себя в автомат, становишься мраморным изваянием будды, всемудрого, просветленного дао и похуиста по натуре, заводишь аквариум с регулярно дохнущими рыбками и парой вечнозеленых черепах, а в груди, под стальной пластиной, по-прежнему продолжает биться живое и кровоточащее сердце. Каждый удар по нагрудной броне заставляет его сжиматься от страха и метаться как загнанная в угол крыса, хотя из зеркала каждый день смотрит железная маска с мешковатыми прорезями для глаз, презрительной прорезью для рта и дырой на месте носа.
Со злости режешь себе нервы, сматываешь белесые ниточки в клубок, бросаешь на асфальт, топчешь ногими извивающиеся волокнца. Теперь изнутри слышны лишь гулкие удары, но так и положено, пусть думают что ты все еще живой и не станут торопливо закапаывать и в две слезные струи клоунадно горевать. Затыкаешь уши, с улыбкой объясняешь окружающим, вопрошаюшим "а что это у вас внутри так гремит?", что у них слуховая галлюцинация, а когда они недоуменно бросают косые взгляды, надо посмотреть на них так, как здоровый человек смотрит на больного - со сладеньким чувством превосходства и солоноватой, как вкус чужой крови, жалостью.
Кому какое дело? Каков интерес и в чем личная заинтересованность? Скука? Или же моисеевы поиски чужой души, чтобы оторвать от нее лоскут, высморкаться в него, утереть сопли и слюни? А в ответ вытащить свою, выцветшую и застиранную до дыр, погрызенную молью и прожженую горькими слеземи от сладких мучений. На ней, де, вся моя жизнь расписана, зацени. Заценил. Неинтересно. Немодно. Я бы даже сказал, нет, не "даже", а "уже", - наивно и глупо.
Если долго смотреть на кадку с фикусом начинает казаться, что он живой. И шевелится не от сквозняка, а от скуки. На третий день уже начинаешь с ним разговаритьвать и учить язык жестов. Точнее сначала изобретать язык жестов для фикусов, а потом уже его учить. Через неделю, ты уже оживленно с ним болтаешь на возвышенные темы и просто за жизнь - оказывается у фикусов такой богатый внутренний мир, не каждый человек таким может похвастаться. Потом приезжает карета скорой психиатрической помощи и зеленый театр перемещается в пространстве, в кружок таких же театралов, где кормят галоперидолом и электрошоком.
На выходе мир кажется правильным, скучным и неинтересным. Он как будто прикрыт туманом, прозрачной пленкой, с нарисованнымми серым мелом картинками будней, горластой теткой рекламой и продажной девкой политикой. То, что в тебе, куда красочней, но никто этого не видит, но кричать об этом и расплескивать по стенам непонимания цветастыми граффити нельзя. Иначе придется вернуться в приют для особо крикливых художников и гениальных дебилов.
Превращаешь себя в автомат, становишься мраморным изваянием будды, всемудрого, просветленного дао и похуиста по натуре, заводишь аквариум с регулярно дохнущими рыбками и парой вечнозеленых черепах, а в груди, под стальной пластиной, по-прежнему продолжает биться живое и кровоточащее сердце. Каждый удар по нагрудной броне заставляет его сжиматься от страха и метаться как загнанная в угол крыса, хотя из зеркала каждый день смотрит железная маска с мешковатыми прорезями для глаз, презрительной прорезью для рта и дырой на месте носа.
Со злости режешь себе нервы, сматываешь белесые ниточки в клубок, бросаешь на асфальт, топчешь ногими извивающиеся волокнца. Теперь изнутри слышны лишь гулкие удары, но так и положено, пусть думают что ты все еще живой и не станут торопливо закапаывать и в две слезные струи клоунадно горевать. Затыкаешь уши, с улыбкой объясняешь окружающим, вопрошаюшим "а что это у вас внутри так гремит?", что у них слуховая галлюцинация, а когда они недоуменно бросают косые взгляды, надо посмотреть на них так, как здоровый человек смотрит на больного - со сладеньким чувством превосходства и солоноватой, как вкус чужой крови, жалостью.
Кому какое дело? Каков интерес и в чем личная заинтересованность? Скука? Или же моисеевы поиски чужой души, чтобы оторвать от нее лоскут, высморкаться в него, утереть сопли и слюни? А в ответ вытащить свою, выцветшую и застиранную до дыр, погрызенную молью и прожженую горькими слеземи от сладких мучений. На ней, де, вся моя жизнь расписана, зацени. Заценил. Неинтересно. Немодно. Я бы даже сказал, нет, не "даже", а "уже", - наивно и глупо.
